Главная / Публикации / Р. Тараборелли. «Мэрилин Монро: тайная жизнь самой известной женщины в мире»

«Зуд седьмого года»

В августе Мэрилин начала в Нью-Йорке работу над фильмом «Зуд седьмого года». Как ни один фильм прежде или после, «Зуд седьмого года» закрепил за Мэрилин титул всемирного секс-символа номер один и сделал ее современной богиней любви, как Рита Хэйуорт больше десяти лет назад.

Основой для фильма послужила пьеса, впервые представленная на бродвейской сцене в Фултонском театре 20 ноября 1952 года и пережившая 1141 представление, прежде чем она была снята. Пьеса была написана Джорджем Аксельродом, в ней играла такая звезда, как Том Эвелл, который завоевал награду как лучший актер года. Первоначально права были приобретены студией «Парамаунт», где фильм должен был снимать Билли Уайлдер, но, покинув студию, он взял сценарий с собой, став на студии «20-й век Фокс» режиссером картины, соавтором сценария и сопродюсером фильма.

В кино героя Эвелла звали Ричард Шерман. Тридцативосьмилетний руководитель издательства остался один в своей нью-йоркской квартире в то время, пока его жена и семилетний сын проводят лето в штате Мэн. Он сдал внаем верхнюю часть квартиры, где нет кондиционера, великолепной блондинке, работающей в рекламе на телевидении — ее называют просто «Девушка» (Монро), — которая вскоре становится объектом фантазий Шермана. Нескольких кратких столкновений с ней достаточно, чтобы Шерман начал фантазировать о своих романтических отношениях с ней, придумывая ряд невероятных ситуаций. «Отношения» в сознании Шермана становятся настолько серьезными, что это уже начинает походить на паранойю. Его жена, проводящая отпуск вдали, Элен (Эвелин Кейес), знает о его предполагаемой неверности. Остальная часть сценария менее интересна — кино разваливается на середине. Можно лишь сказать, что Мэрилин ошеломительна в каждой своей сцене.

Съемки начались 1 сентября 1954 года в лос-анджелесской студии «Фокс». Первая сцена была эпизодом с «разлетающимся платьем» и снималась 15 сентября в час дня. Образ Монро в платье цвета экрю, созданном Травильей, стоящей на решетке подземки, со взлетающей гофрированной юбкой, которую она радостно, но безуспешно пытается опустить, навсегда твердо закрепился в коллективном сознании любителей кино. 5000 зрителей наблюдали за этой съемкой на пересечении 52-й улицы и Лексингтон-авеню около театра «Люкс». К сожалению, одним из них был Джо ДиМаджио.

Джо позвал туда Уолтер Винчелл, который, как стало известно, попытался получить его восторженное интервью для своей колонки, но участие его жены в такой провокационной сцене — даже при том, что все было очень хорошо организовано — привело его в бешенство. Билли Уайлдер описал выражение лица ДиМаджио как «смертельную ненависть». Даже при том, что Мэрилин из соображений скромности надела две пары трусиков, под огнями софитов сцена выглядела более откровенной, чем бы этого хотелось Джо. Джеймс Хаспил присутствовал на съемке и вспоминал: «Я должен признаться, что я без проблем мог угадывать силуэт Мэрилин через ее трусики. Большинство изданных фотографий не показывает этого. Я думаю, что они снимали эту сцену не меньше 15 раз, так что эта очень захватывающая, глубоко личная сцена происходила на моих глазах много-много раз. Тем не менее я был свидетелем гнева ДиМаджио. Джо стоял там с кислой физиономией. В защиту Монро я могу сказать только, что в своей гримерной она не могла предположить, что огни софитов покажут так много...»

ДиМаджио помчался назад в отель «Сент-Реджис» и стал ждать жену, которая должна была вечером вернуться домой после рабочего дня. Там он излил на нее свой гнев. Он гонял ее по комнате, бил и кричал. Скандал был настолько шумным, что другие постояльцы гостиницы сообщили об этом руководству отеля, опасаясь серьезных последствий. Наташа, жившая в комнате по соседству, сильно встревожилась и постучала в дверь четы ДиМаджио. «У вас все в порядке?» — крикнула она, безусловно зная ответ. Дверь распахнулась, и из номера, сверкая глазами, вылетел Джо. Его лицо было багровым от ярости. «Катись отсюда! — заорал он на нее. — И хоть сейчас не суй нос не в свое дело». Несколько позднее Милтон и Эми Грин обедали с Джо и Мэрилин. Они заметили синяки на спине Мэрилин. На следующий день Глэдис Виттен, парикмахер студии, заметила ушибы на ее плечах, «но мы закрыли их косметикой», сказала она.

«Это было последней каплей — заметил Стейси Эдвардс, который встретил Джо в Нью-Йорке в день съемок. — Джо разразился угрозами в ее адрес. Это было ужасно. После того как он снова побил ее, она сказала ему, что с нее достаточно и она требует развода. Я говорил с Джо приблизительно три недели спустя и спросил его о том вечере. Он сказал: «Признаюсь, ситуация вышла из-под контроля. Но она меня достала. Ей не важно, что я чувствую, она хочет делать то, что она хочет». Это был весь ДиМаджио. Он мог быть нежным и влюбленным, когда все было так, как ему нравилось. В противном случае он бывал довольно грубым. Должен вам сказать, я потерял уважение к Джо, когда узнал, что он бил Мэрилин Монро. Я тогда подумал: «Ну как может мужчина поднять руку на такое прекрасное создание?!»

Годы спустя Мэрилин призналась своему парикмахеру, Сидни Гилярофф, очень известному в свое время мастеру, работавшему со звездами Голливуда: «Джо бил меня дважды. В первый раз я предупредила его: «Никогда больше не делай этого». Я не собираюсь терпеть это. Затем, после того, как он видел меня во время съемок эротичной сцены для фильма «Зуд седьмого года», он избил меня в гостиничном номере. В конце концов я закричала: «Хватит! Не знаю, что заставляет мужчину бить женщину — уязвимую и слабую. Не понимаю!»

16 сентября ДиМаджио покинул Нью-Йорк. На следующий день Мэрилин не пришла на студию. Ее доктор сказал, что она лежит дома с гриппом. Она смогла вернуться на съемки только через четыре дня. Даже Дэррил Занак — возможно, сам очень жестокий человек, особенно в комментариях о своей звезде Монро, — ужасно переживал по поводу того, что происходило в ее личной жизни. Он послал записку Билли Уайлдеру, уверяя режиссера: «Другие актрисы могли бы хорошо сыграть в этом фильме, но ничто не может восполнить неповторимость Мэрилин».

Билли Уайлдер лучше всего сказал о притягательности Мэрилин ее биографу, Дональду Спото: «Она выглядит на экране так, как будто вы можете протянуть руку и коснуться ее, она своего рода реальный образ, находящийся за пределами простой фотографии. Но есть в ней еще что-то. В ней было что-то особенное. У нее был природный инстинкт произносить комические реплики и придавать им нечто дополнительное, нечто особенное. Она никогда не была вульгарна в роли, которая иначе могла бы стать таковой, вы всегда с удовольствием видели ее на экране. Если собрать все воедино, у нее было качество, которого не было больше ни о кого, разве что у Греты Гарбо. Ни у кого».

Самое ошеломляющее в работе Мэрилин над фильмом «Зуд седьмого года» то, что она смогла превозмочь обстоятельства, несмотря на страдания в своей личной жизни. Именно так поступают настоящие кинозвезды — они отдают камере все, что имеют, даже тогда, когда им нечего дать. Она играла роль Девушки так, как будто родилась только для этого. Она знала о своей ошеломляющей красоте и о том, какое влияние она оказывает на мужчин, даже порой шутила об этом. Но она шутила над собой, не над мужчинами. Мелисса Андерсон из «Виллидж Войс» писала: «Монро настолько приковывает к себе внимание людей, что даже вне сцены мы с нетерпением ждем ее появления, искренне огорчаясь, когда она уходит. В большей части фильма она одета в белые платья, появляясь в нежно-розовом вечернем платье в обтяжку в одной из последних фантазий Шермана. Очевидно, это сделано для того, чтобы показать девственную чистоту созданного ею образа и полное отсутствие хитрости. Ее прическа из коротких завитых волос, выполненная Элен Терпин, навечно соединилась с образом Мэрилин».

Во время съемок эмоциональные проблемы Мэрилин сказались и сыграли свою злую роль. Помимо ее опозданий и плохой подготовленности, кто-то из членов съемочной группы рассказывал, что одну из сцен пришлось переснимать 40 раз — считалось, это увеличило бюджет фильма в 3,2 раза — более чем на миллион. Несмотря на это, фильм смог принести неплохой доход, обеспечив кассе «Фокс» 12 миллионов долларов. Та самая сцена с взлетающим платьем, которая привела Джо в бешенство, стала символом этого фильма, и аркетинговая команда «Фокс» постановила, что ее надо увеличить до высоты в 52 фута. Затем огромное изображение Монро было вырезано и помещено перед Государственным театром «Лью» на Таймс-Сквер, где проходила премьера фильма. Это стало сенсацией.