Досье
Жизнь Мэрилин...
... и смерть
Она
Фильмография
Фильмы о Монро
Виртуальный музей
Видеоархив Аудиозаписи Публикации о Монро
Цитаты Мэрилин
Статьи

Главная / Публикации / «Мэрилин Монро. Страсть, рассказанная ею самой»

Цена карьеры

Сейчас поймете, что я нарисовала. Вот так — несчастным приблудным котенком — воспринимала меня Люсиль Кэрролл.

Не представляю, что бы делала, не встреться мне чета Кэрроллов.

Я знаю, многие обвиняли меня в том, что бессовестно использовала добродушие Кэрроллов на пользу себе. Возможно, так и было, но почему бы не воспользоваться, если у людей есть возможность помочь. Когда у меня есть возможность, я тоже помогаю и даю деньги, я нежадная.

А не принять тогда любую помощь я просто не могла, потому что, оставшись без работы, я осталась и без самой возможности жить. Принимая девушек на студию, никто не предупреждает их, что в случае непродления контракта они могут вообще забыть о работе на киностудии. Все очень просто: если контракт на следующие полгода не подписан, то идти на другую студию почти бесполезно, значит, либо девушка совершенно ни на что не годна, либо слишком строптива, что никому не нравится. Объяснять, что у студии проблемы с финансами, бесполезно, проблемы у всех одинаковы, и никто не станет давать еще один шанс той, которая не воспользовалась таковым у других. Если шанс и дают, то крайне редко и только по чьей-то протекции, пришедшим с улицы никогда.

С Кэрроллами я познакомилась незадолго до окончания контракта с «Фоксом», когда была отправлена в гольф-клуб носить здоровенную сумку с клюшками за игроками. Такое не редкость, свою крошечную заработную плату от студии мы отрабатывали сполна не на съемочной площадке, а больше вне ее. И «носильщицами» тоже бывали частенько.

Меня прикрепили к Джону Кэрроллу, красивому киноактеру, женатому на Люсиль Раймен, которая руководила подбором актеров на студии «Метро-Голдвин-Майер». Блестящий шанс попасть на глаза нужному человеку. Разве можно меня судить за то, что использовала его сполна?

После игры, во время которой я стоически таскала клюшки за Джоном, все собрались на небольшую вечеринку. Но я не хотела пить, я хотела есть. Однако ни наесться, ни даже просто попасть домой не могла — не на чем, я просрочила ежемесячную оплату машины, ее отобрали, и оставалось только возвращаться из клуба пешком. Те, кто бывал в Лос-Анджелесе, прекрасно понимают, что это просто невозможно.

На меня обратили внимание немало мужчин, присутствующих на вечеринке, но я интересовалась только Кэрроллами, почувствовав во взглядах Люсиль готовность помочь. Пришлось честно признаться ей, что у меня нет денег, чтобы добраться до дома, а в животе пусто со вчерашнего дня. В результате Джон отвез меня поужинать, а потом доставил к дому. Но этим все тогда и закончилось.

Позже Люсиль говорила, что я казалась ей маленьким, потерянным котенком, промокшим и несчастным. Она пожалела это создание...

Когда вспоминаю Люсиль Раймен-Кэрролл, мне всегда представляется котенок, хотя себе казалась щенком, тоже маленьким и несчастным. Хотелось прижаться к кому-то и попросить:

— Возьмите меня в дом, я не буду оставлять следов грязными лапами и грызть мебель...

Но Лос-Анджелес не то место, где дают приют несчастным щенкам, к тому же имеющим неплохую фигуру. Есть ли на земле такое место? Тогда казалось, что нет.

Я была в отчаянии, потому что единственная надежда на Кэрроллов рухнула, чтобы хоть как-то прожить, оставалось попросту идти на бульвар. Научившись обходиться даже без машины, я все же не могла обходиться совсем без еды. Сейчас скажу то, за что Вы, возможно, перестанете меня уважать, но это было, и отказываться от своего поведения я не собираюсь. Последние доллары, скопленные за время работы на студии, я тратила на оплату ничтожного жилья, потому что тетя Энн легла в больницу, и надолго, а в ее квартиру въехали другие жильцы, которым я была вовсе не нужна. На еду мне приходилось зарабатывать своим телом. Да, да, я делала это за еду.

Противно? Но я никогда не занималась сексом за деньги, только за кормежку, чтобы попросту не подохнуть с голода. Когда я однажды рассказала об этом Ли Страсбергу, он поморщился, мол, такой факт наложил отпечаток на все мое поведение. Наверное, но я все равно его не отрицаю.

А вот Трумэн Капоте меня понял, он сказал, что лучше уж так, чем отдаваться за деньги.

Кэрроллы пришли мне на помощь тогда, когда я уже ни на что не надеялась. Всюду были долги, за крошечную комнату не оплачено, и никакого света в конце тоннеля. Они пригласили меня на ужин. Когда бывала возможность, я старалась наедаться впрок. Основательно накормив и расспросив, Джон и Люсиль сделали мне роскошный подарок — предложили пожить в гостевой комнате их огромной квартиры в Эль-Паласио. Такое могло только присниться! Кроме того, они дали мне денег на выкуп машины и на разные расходы, чтобы я не чувствовала себя нищенкой и не вздумала идти на бульвар.

Мы заключили договор о том, что они выплачивают мне еженедельно по сто долларов, я живу в их доме и ищу работу, а когда найду, то постепенно верну деньги и найду себе жилье.

Я не понимала только одного: почему Люсиль не хочет просто пригласить меня на «МГМ» и дать работу там. Но она сказала, что я не подхожу студии, нужно попробовать в другом месте, а пока лучше поучиться.

Но я не подходила Кэрроллам так же, как не подходила Годдардам, мне показалось, что Джон неравнодушен ко мне, как и Годдард, больше того, готов сделать решительный шаг. Конечно, я была моложе и заметно красивее Люсиль, хотя до ее интеллекта мне далеко, она образованная и начитанная, но мужчинам далеко не всегда нужен у женщины ум, достаточно тела.

Вообще, вращаясь среди знакомых Кэрроллов, я с удивлением наблюдала, как красивые, умные, богатые мужчины, которым не отказала бы ни одна женщина, обожают своих немолодых и некрасивых жен, а красавицы с потрясающими фигурами влюблены в невзрачных мужей. Почему так? Люсиль на мои вопросы отвечала, что это любовь. Любовь... тогда я вообще не понимала, что это такое. Спать вместе? Но рано или поздно все равно надоест.

Я видела экранную любовь, когда страсти преувеличены, но теперь прекрасно знала, что это выдумка, а ни в какую другую не верила. Поэтому мне и в голову не приходило, что Джон не способен соблазниться мною, будучи женатым на Люсиль. Тетя Энн, узнав, что я тогда сделала, пришла в ужас:

— Они просто вышвырнут тебя из своего дома!

Но Кэрроллы не вышвырнули, хотя я открыто поинтересовалась у Люсиль, даст ли она развод Джону, чтобы тот женился на мне. Люсиль оказалась на высоте (не представляю, что сделала бы я сама на ее месте!), она спокойно ответила, что, если Джону нужен развод, пусть скажет об этом сам. Тогда я спросила у Джона, тот пожал плечами и ответил, что просто оказывает мне посильную поддержку и финансовую помощь.

Но теперь было понятно, что что-то должно измениться, оставлять меня в доме дальше нельзя. Док, я не собиралась замуж за Джона, я хотела стать актрисой и, сыграв наивную и немного испорченную дурочку, просто вынудила Люсиль активно помочь мне получить работу, чтобы убраться из их жизни. Воспользовалась своим положением и жалостью к себе. Помогло!

Если бы не это, можно еще долго жить на птичьих правах у Кэрроллов, не имея никакой перспективы. Понимаете, Люсиль хотела, чтобы я серьезно училась актерскому мастерству, она поддерживала мои занятия в «Лаборатории...» и в любительском Театре Хейденов, откуда сама Люсиль временами приглашала актеров на съемки в свою студию.

Вообще-то я рассчитывала, что Люсиль пристроит меня к себе, ведь она занималась подбором актеров в «Метро...», но она категорически отказалась, мол, там не нужен тот типаж девушек, какой есть у меня. Из этого следовало, что мне либо нужно менять свой типаж, либо учиться актерскому мастерству, чтобы играть не глупых красоток, а серьезные роли.

Я очень хотела бы играть серьезные роли, играть так, как я видела в «Лаборатории», чтобы за душу брало, чтобы от волнения дух перехватывало, но, если признаться честно, у меня ничегошеньки не получалось, вернее, я даже не могла решиться выйти вперед и произнести несколько слов перед собравшимися. Оказалось, что смотреть на экран и думать, что сможешь выразить страсть, радость, боль... это одно, а действительно что-то сделать перед камерой или перед зрителями совсем другое. Но я верила, что научусь, обязательно научусь.

А пока во мне словно жили два человека, одну тянуло выйти на свет прожекторов, стать звездой, вторую, наоборот, спрятаться подальше и только наблюдать. В театре побеждала вторая, я скромно сидела на заднем ряду, и выйти на сцену было очень трудно. К тому же обнаружилось, что у меня отвратительная память, нет, сам текст я запоминала довольно быстро, а вот вытащить нужную реплику из памяти в нужное время не могла никак. Это моя беда и сейчас, я помню роли, помню каждую реплику, не только свою, но и всех партнеров, но когда приходит время произносить, словно что-то эту память замыкает. Знаменитое неумение Мэрилин Монро выучить свои реплики...

Никто ничего поделать с моей памятью не может.

Мне было очень трудно выставить себя на всеобщее обозрение и оценку, когда требовалось сыграть что-то серьезное. Но происходило нечто удивительное, когда я пыталась сыграть пустые роли, особенно комедийные, или те, где требовалось петь и танцевать. Понимаете, Док, когда я изображала Мэрилин Монро, я забывала о зрителях, об оценке, о своих страхах, заикании и плохой памяти. Однажды Артур Миллер сказал, что единственная роль, которая мне удалась, — это роль Мэрилин Монро. Наверное, он прав, потому что, будучи Мэрилин Монро, я словно становилась самой собой, тогда и реплики не забывались, и дыхание не сбивалось, и тело слушалось. И страшно не было тоже.

Док, а может, правда, моя единственная и самая успешная роль — Мэрилин Монро? Но если бы ее не считали глупой Блондинкой! Я согласна играть мечту миллионов Мэрилин Монро, если бы люди поверили, что внутри этой Блондинки не пусто, что у нее есть мозги, если бы не относились ко мне как к красивому котенку. Есть роковые брюнетки, почему нет роковых блондинок? Я согласна стать роковой блондинкой, только не надо думать, что глупой.

Но я отвлеклась.

Люсиль и Джон почти не жили в своей квартире, предпочитая ранчо, поэтому я чувствовала себя там достаточно свободно, разгуливая нагишом, подолгу простаивая перед зеркалами, примеряя купленные платья и бюстгальтеры. Бюстгальтеры — моя страсть: чтобы не провиснуть, грудь всегда должна иметь поддержку, если у Вас есть жена или любовница, обязательно скажите ей об этом.

На занятиях в любительском театре я сидела позади и молчала. В «Лаборатории» тоже. Слова «погружение», «проникновение в подтекст драмы» и прочее были для меня свидетельством заоблачных знаний и высот, но, как туда попасть, никто не подсказал. Оставалось пялиться в небо, раздражая наставников. Никто не мог понять, как я намерена чему-то научиться, если из меня слова клещами не вытащить.

Это было так, но не потому, что от волнения начинала заикаться, а потому, что я представляла их всех где-то вверху и большими-большими, а себя внизу и маленькой. Казалось, если что-то не получится, эти небожители, которые, выходя на сцену, спокойно и свободно произносят любые диалоги, голосом, жестами, телом выражая потаенные эмоции, поймут, что я приблудный щенок, и вышвырнут за дверь. Нет уж, лучше сидеть молча, чтобы как можно дольше не догадались.

Зато, одевая облегающее, даже обтягивающее платье и выходя на бульвар (нет, не за тем, чтобы заработать, а просто прогуляться!), я совершенно менялась. Под восхищенными взглядами мужчин забывалась робость и страх перед разоблачением, откуда-то сама по себе бралась грация, я чувствовала себя уверенной, красивой...

Наверное, руководители Театра миниатюр Лили Блис и Гари Хейден сказали Люсиль, что меня бесполезно учить, что я слишком робкая, а может, Кэрроллы догадались сами, но они наконец решили взяться за мое трудоустройство. Конечно, никто не собирался принимать меня в театр на постоянной основе, оставалось пристроить куда-то на студию, а лучше сначала показать кому-то всесильному.

Люсиль все еще не желала приводить меня на свою студию, но она посоветовала обратить внимание на Джозефа Шенка. Шенк был одним из трех руководителей все того же «Фокса», и все знали, что против Занука он никогда не пойдет, но у Джо возможностей куда больше, чем у Люсиль Раймен.

Кэрроллы познакомили меня с Де Чикко, а тот ввел в дом Джо Шенка.

Джозеф Шенк прилип ко мне с первого вечера. Он был один из трех всесильных в «XX век — Фокс», возвращаться куда мне не слишком хотелось. Но если выбирать между голодной жизнью с сексом в машинах за еду и студией «Фокс», я выбираю второе. Кэрроллы сумели от меня отвязаться, потому что опеку принял Шенк.

Джозеф Шенк заслуживает отдельного разговора не меньше Даррила Занука.

Кэрроллы очень не хотели, чтобы я рассказывала об их участии в знакомстве с Де Чикко, хотя я не видела в этом ничего дурного, но согласилась и стала всем говорить, что сумела соблазнить Шенка одним-единственным взглядом, когда случайно встретила выезжающим со студии. Вообще-то я действительно соблазнила Джо единственным взглядом, но он был уже слишком стар, чтобы сразу кидаться на молоденькую старлетку, однако помог мне по-настоящему.

В то время Джо был председателем правления студии, однако с Зануком у Шенка существовала четкая договоренность: никогда, ни при каких обстоятельствах не пристраивать на студию своих подружек, поэтому все знали, что обращаться к Шенку за протекцией бесполезно. Вряд ли Люсиль рассчитывала, что Шенк заставит Занука принять меня обратно, но она знала связи Джо на других студиях и все рассчитала верно.

Джо Шенк на время стал моей тихой гаванью, в которой удобно спрятаться в случае бурь или неудач. Я всегда знала, что у Джо могу вдоволь поесть и даже пожить, правда, не слишком долго, Шенку вовсе не хотелось, чтобы кто-то считал меня его любовницей. Почему? Это налагало определенные обязательства, а связывать себя чем-либо никто в Голливуде не желает.

Знаете, я сразу почувствовала, что на Шенка нельзя давить, оставалось только ждать, когда он решит помочь сам. Джо всегда умел обхаживать женщин, даже если ему ничего не было нужно, он сразу понял, что я не возьму деньги, а дорогие подарки мне просто не нужны, и стал просто приглашать к себе.

Я вовсе не была одинока в богатом доме Шенка, таких девочек, подносивших собравшейся компании сигареты и выпивку и забиравших пустые стаканы, было несколько, нет, нас не звали к столу, мы были чем-то вроде обслуги. И когда Шенк вдруг стал выделять именно меня, со стороны других появилась зависть. Со временем я уже сидела за столом рядом с Джо, но в тесном кругу у бассейна все равно подавала напитки.

Но это все равно была возможность поесть, а заодно послушать разговоры о звездах кино, их причудах, капризах, талантах. И это лучше, чем зарабатывать ланч на заднем сиденье автомобиля. Однажды Шенк строго наказал мне в случае необходимости не лезть в машину к кому попало, а просто позвонить и сказать, что хочу есть. Я ответила, что предпочла бы зарабатывать на еду, снимаясь в кино.

У Джо Шенка я нередко встречала Даррила Занука, все же они были коллегами и даже приятелями, но ни разу не осмелилась попросить вернуть меня на студию. Возможно, он ждал, но не дождался, лучше подавать напитки гостям Шенка, чем выпрашивать что-то у мерзкого Занука! С Зануком мне пришлось еще много раз сталкиваться и испытывать его ненависть, с трудом сдерживая свою собственную, Даррил никогда не упускал возможности унизить и поставить на место, но наступил момент, когда я смогла ответить ему тем же! Тогда до этого было еще очень долго....

Знаете, что я поняла сейчас — во мне всегда была Мэрилин, даже когда я ходила в школу в старых юбках и блузках, а мальчишки спорили за право нести мои книги и пакет с бутербродами. Просто тогда Мэрилин была нимфеткой, а потом повзрослела. Именно она заставила меня сладострастно выгибаться на фотографиях, особенно когда меня снимали обнаженной для календаря.

Уже тогда я была в душе курвой-блондинкой, потому что смущавшаяся Норма Джин ни за что не смогла бы напроситься в дом к Кэрроллам, нагло претендовать на место рядом с Джоном, разгуливать по бульвару, выпятив грудь ради привлечения внимания мужчин, а потом спокойно принимать участие в вечеринках у Шенка. Мэрилин Монро придумал не Бен Лайон, он только дал имя, Мэрилин существовала давным-давно, и Джим Догерти понимал это, когда сбегал от меня в море.

Свет мой зеркальце, скажи...

Я выглядела Нормой Джин — златокудрая смущающаяся девушка, которую нужно жалеть и опекать, этакий потерявшийся, промокший котенок. Карен Бликсен сказала, что я львенок, симпатичный детеныш, которого она, однако, не рискнула бы оставлять рядом навсегда, потому что львята вырастают в больших львов. Она права.

Получается, что в те времена я внешне была Нормой Джин, а внутри Мэрилин, и мне предстояло выбрать, кто должен одержать верх. Норме Джин очень нравились занятия в «Лаборатории актеров», нравились серьезные роли в серьезных пьесах, хотелось научиться играть профессионально, стать настоящей актрисой... Но ничего не получалось.

Мэрилин откровенно тянуло в другую сторону. Я сознавала, что могу стать успешной быстро, достаточно использовать свою фигуру и не быть слишком строптивой. Курва-блондинка желала получить все и сразу, а еще доказать всем и самой себе, что не зря решилась попытать счастья в кино. И ей удавалось многое, причем удавалось легко, будь то чье-то сочувствие или звездная роль.

Понимаете, именно тогда, а не раньше или позже мне пришлось делать главный выбор в жизни. Останься я Нормой Джин, можно было бы найти второго Джима Догерти, еще раз выйти замуж, нарожать и растить детей, изредка посещая кинотеатр и в темноте зрительного зала вздыхая о несбывшейся мечте. Очень многие девушки, которых отвергли киностудии, так и поступали, они превращались в степенных женщин и осуждали девиц, которым удалось пробиться: «Знаем мы, какой ценой!»

Цена действительно была всем известна, недаром говорили, что роли у режиссеров и продюсеров выпрашиваются в позе на коленях и голышом. Для Нормы Джин это было неприемлемо, Мэрилин не смущало.

Выбор был не слишком трудным. Да, я очень хотела стать серьезной актрисой, но я просто хотела есть, и где-то надо жить. Пристанище в гостевой комнате у Кэрроллов было очень удобным, даже роскошным, но оно временное — это понимали все. Мэрилин победила, Норма Джин послушно выполняла все требования Джона Шенка и тех, к кому он меня отправил.

А ведь все, с кем я так или иначе общалась, с кем работала, от кого зависела, все чувствовали эту двойственность — Мэрилин и Норма, а я сама всегда ею пользовалась. Когда нужно, чтобы пожалели, вперед выступала Норма, а когда нужно взять свое — Мэрилин.

Вот до чего договорилась!

Но это так и есть, эта двойственность помогла мне стать звездой, а потом превратилась в кошмар. Знаете, что произошло потом? Мои наставники просто поменяли нас местами, вытащив наружу Мэрилин и упрятав Норму Джин внутрь. А я сама уже несколько лет пытаюсь ее вернуть.

Док, а может, лучше плюнуть и остаться Мэрилин во всем, все равно меня воспринимают именно такой и страшно разочаровываются, узнав, что это только образ, внешность. Никому не нужна сомневающаяся, страдающая Норма Джин, зато всем нравится Мэрилин, может, лучше пойти на поводу у всех?

Шенк не мог вернуть меня на «Фокс», это означало бы скандал с Зануком и ни к чему хорошему не привело, отправил на студию «Коламбия» к Гарри Кону, с которым частенько проводил вечера за картами. Мне было сказано просто: сумеешь очаровать Гарри — сможешь получить от него контракт. Норма Джин засомневалась бы, Мэрилин согласно кивнула.

Я очаровала Гарри Кона, которого дружно ненавидели все актеры Голливуда, и получила полугодовой контракт и сто двадцать пять долларов в неделю.

Мэрилин делала куда большие успехи, чем Норма Джин, потому что в любительской актерской студии у супругов Хейденов, куда меня пристроили ради развития актерского таланта Кэрроллы, успехов не было никаких, роли на сцене не давались категорически, Норма Джин предпочитала тихо сидеть в сторонке.

Именно по требованию Кона я окончательно стала блондинкой. На сей раз сомнений не было вообще, я прекрасно понимала, что любой каприз или несогласие будут означать новую потерю работы безо всякой надежды получить ее еще раз. За меня взялись всерьез, укоротив волосы, выпрямив их и обесцветив, потом сделали нужные снимки и отправили учиться актерскому мастерству к Наташе Лайтесс, которая стала моей наставницей надолго и сыграла в судьбе немалую роль.

Я пришла в Голливуд за полтора года до этого, успела помаяться в качестве старлетки, поголодать, оказаться выброшенной за ворота, испытать весь ужас безнадежности, понять, что есть настоящее искусство и актерское мастерство, но оно мне просто не по карману, и сделать выбор в пользу успешной Блондинки, у которой по крайней мере будут деньги на один бутерброд в день.

Наверное, этот путь проходят очень многие, если не все актрисы Голливуда, редко кому удается не встать на колени перед режиссером, для этого нужно иметь надежный тыл и средства к существованию. Если содержать тебя некому, выбора не остается.

К тому же я осталась совсем одна, потому что умерла моя любимая тетя Энн. Грейс почти спилась, а мама... о, мама в очередной раз убедила всех, что мы ее плохо знаем! Она выписалась из больницы и вышла замуж за какого-то коммивояжера. Я не могла поверить: если можно выйти замуж, значит, она не столь уж безумна и просто прикидывалась? Тогда зачем вся эта игра, к чему осложнять жизнь мне?

Тогда я не знала, что у Глэдис просто временное просветление, которое довольно скоро обернется новой больницей, теперь уже окончательно. Но сумасшедшую мамочку мне еще не раз припомнят, а в те дни была даже рада, что она исчезла из моей жизни, ведь на студии я по-прежнему числилась круглой сиротой.

Началась работа в «Коламбии», это был очередной виток, я словно ходила по замкнутому кругу, никуда не приходя в результате. И мало что изменили съемки в «Хористках». Сейчас вспоминаю, что не испытала большой радости, получив вместе с контрактом маленькую роль в этом фильме, словно чувствовала, что все это ненадолго.

Но «Хористки» меня обнадежили и дали наконец имя в титрах.

А еще в это время я снова попыталась создать семью. Просто в «Хористках» требовалось петь, значит, нужны вокальные репетиции. Моим музыкальным наставником стал Фред Каргер, которого все считали красавцем. Он таковым и был, светловолосый, с правильными чертами лица, очень музыкальный Фред понравился мне почти сразу. И я ему тоже, хотя говорили, что он женоненавистник. У Фреда имелся негативный семейный опыт и развод, причем ребенок остался с отцом, а не с матерью. О бывшей жене Каргер разговаривать не желал совсем, что я вполне понимала, мне тоже не хотелось вспоминать Джима Догерти.

У Каргера была немаленькая семья — мать и сестра с детьми, тоже разведенная. С его матерью миссис Энн Каргер у нас моментально установились прекрасные отношения, ей нравилось опекать бедную девушку, не всегда имевшую деньги на оплату обеда. Энн Каргер обожала готовить, а потому чувствовала себя просто счастливой, когда слышала мои искренние комплименты своим кулинарным талантам.

Сам Фред вовсю старался развить другие мои таланты и очень преуспел, во всяком случае, критика из всего фильма отметила только мои песни. Бедному Фреду пришлось нелегко, потому что белый рояль, купленный мамой, вовсе не означал, что я умею играть или знаю нотную грамоту. Но чтобы понравиться Каргеру, я готова выучить не только нотную грамоту или несколько песен, а целую оперу (хорошо, что этого не пришлось делать, в опере скучно, я не люблю, когда только поют и ничего не говорят).

Фред занимался со мной часто и подолгу, гораздо больше, чем требовалось согласно его обязанностям, нам не хватало времени в студии, и мы пели дома. Что могло быть лучше — Фред за роялем, а я у рояля?

Я пела и пела, а потом старалась отблагодарить Фреда так, как умела — любовью. В те месяцы казалось, что счастье найдено — у меня такой прекрасный любовник, я нравлюсь его семье, карьера актрисы наконец начала складываться (всем было ясно, что мои музыкальные номера звучат куда лучше, чем у остальных). Наташе Лайтесс я сказала, что Фредди — мужчина моей мечты, но она почему-то не слишком верила в мое такое близкое счастье. Честно, с Фредом я поняла, что заниматься сексом можно не только в качестве благодарности или за еду, но и по любви! Такое открытие многого стоило и сделало меня счастливой.

Конечно, я мечтала о семье, о замужестве с Каргером, ведь многие актрисы были замужем и при этом прекрасно справлялись с ролями в кино. Наверное, если бы тогда меня поставили перед выбором — кино или семья, я выбрала бы семью, потому что уверенности в своем актерском будущем уже не чувствовала. Но никто не поставил.

Почти месяц я жила у Каргеров, обманув их с самого начала. Обманула не со зла или большого расчета, а просто, чтобы меня пожалели. Отправляя меня на «Коламбию», Люсиль Кэрролл оплатила полугодовое проживание в «Студио-клаб», чтобы я не заботилась хотя бы о жилье. Это было замечательно, но мне хотелось дома, семьи, и я схитрила. Когда Фред подвозил меня домой, назвала не «Студио-клаб», а адрес своей знакомой актрисы-старлетки, от квартиры которой на всякий случай держала ключи. Квартирка — настоящая конура в очень дешевом районе, до Кэрроллов я жила в похожих условиях. Каргеры, услышав от Фреда об увиденном ужасе, пожалели меня и позвали жить к себе.

Конечно, в их доме мне было очень трудно отвыкать от своих привычек — спать нагишом при открытой двери в спальню, расхаживать по дому раздетой, разбрасывать вещи где попало... Видите, Док, какая я с Вами честная, ничего не скрываю. Нет, скрываю, но то, что знать вовсе не обязательно. У женщин должны быть секреты даже от гинекологов.

Все шло прекрасно, конечно, Фред не торопился делать меня своей женой, но его мама и сестра во мне души не чаяли, а потому я надеялась, что совместными усилиями мы добьемся своего. Налаженная жизнь рухнула в одну минуту. Из «Студио-клаб» позвонили на студию с вопросом, куда это я подевалась, потому что снова не прихожу ночевать. Надо же такому случиться, что свидетелем звонка оказался Фред! Он без разговоров собрал мои вещи и отвез в «Студио-клаб», заявив, что если я обманула в такой мелочи, то способна обмануть и во всем остальном.

Меня снова вышвырнули прочь, как щенка!

К тому же съемки фильма закончились, а контракт «Коламбия» продлевать не стала, Гарри Кон счел свой карточный долг Шенку оплаченным и потому не был обязан держать меня дальше. Это тем более несправедливо, что пресса отозвалась о моей игре в «Хористках» хорошо, обругав всех остальных. Но Кону наплевать на певичку во второразрядном убыточном фильме, я вовсе не была звездой, и никто не желал меня таковой делать. А ублажать бугая Гарри Кона я желала ничуть не больше, чем Даррила Занука.

Фред не порвал со мной, он даже оплатил исправление моего прикуса, чтобы зубы стали ровнее, и процедуры их отбеливания, постоянно давал советы по этикету, подбору гардероба, манере поведения. Но это был уже не тот Фред, он словно получил подтверждение каким-то своим злым мыслям. Каргер постоянно поучал, причем резким, даже неприятным тоном, высмеивал, внушал, что я ни на что не способна, кроме постельных утех.

Если вспомнить, что меня снова вышвырнули со студии, его слова казались очень справедливыми. Иногда мне кажется, что Фред сыграл свою роль в моем увольнении, на студии уже пошел слух, что он собирается на мне жениться, это совсем не нравилось Каргеру, который постоянно подчеркивал, что мы любовники, и только. Наверняка, он где-то обронил нехорошее слово, потому что захлопывать двери перед актрисой, которую только что похвалила пресса, нелепо.

Сам Фред откровенно меня стеснялся, относился все более пренебрежительно. Почему, ну почему все, кого я любила, кому была готова отдать всю себя, мной пренебрегали?! Наташа Лайтесс говорила, что Каргер презирает меня, потому что я сама под него стелюсь и ему угождаю. Она не любила Фреда и всячески старалась, чтобы мы расстались. Наверное, Наташа права, потому что чем больше я старалась угодить Каргеру, тем хуже тот ко мне относился. Фред совсем со мной не считался, вел себя так, как удобно ему, но не мне, а я страшно боялась потерять любимого, словно это последняя надежда выйти замуж. Нет, даже если бы он не женился на мне, а хотя бы не стеснялся и не презирал, я готова оставаться любовницей, но и в таком качестве я страшно раздражала Каргера.

Фред был недоволен всем: тем, как я одеваюсь, как веду себя, как разговариваю, моей уступчивостью или неуступчивостью, моей необразованностью и стараниями наверстать упущенное, тем, что я мало читала, и тем, что у меня в руках постоянно книга... Иногда казалось, что он вымещает на мне свою злость на самого себя за невозможность меня бросить. Фреду (наверное, как и всем остальным моим мужчинам) нравилось мое тело, но не нравилась я сама, однако отказаться от тела он не мог.

Док, здесь снова борьба между Нормой и Мэрилин, да? Каргеру нужна Мэрилин, а во мне была еще только ее половина. Удивительно, но Фред ненавидел как раз сущность Мэрилин, обожая ее форму. Ему было нужно, чтобы оболочка Мэрилин вела себя скромно и разумно, как Норма Джин. Но разве это возможно?

К сожалению, не один Фред, всем нужна красивая оболочка Мэрилин, миф, выдумка, и все оказываются недовольны, когда понимают, что внутри есть нечто другое. Но если я прячу это другое глубоко-глубоко и веду себя только как Мэрилин, следует другая обида — на глупость, пустоту, никчемность...

Роман с Фредом после моего увольнения со студии довольно быстро заглох, хотя я продолжала поддерживать отношения с его мамой и сестрой.

Наверное, у меня была бы страшная депрессия, потому что снова оказалась без работы и в отставке у Фреда, но меня не оставляли без помощи Кэрроллы и Наташа Лайтесс, а еще в моей жизни появился Джонни Хайд.

Знаете, к тому времени я снова чувствовала себя никем. Меня взяли на студию, я даже подружилась с Каргерами, но внутри уже жило чувство, что все это ненадолго, что скоро снова придется собирать свои вещи и уходить в никуда. Я еще сопротивлялась, еще верила, что с Фредом и его семьей все сложится, я буду приветливой, заботливой, услужливой, я понравлюсь всем, и меня оставят, пусть даже на коврике у двери, но позволят жить в их семье. Я так хотела быть чьей-то!

Может показаться, что это навязчивая мысль, которую я повторяю и повторяю. Но это так, всю свою жизнь я хотела и хочу быть чьей-то, хочу, чтобы меня не бросали, не прогоняли, как собачонку, не выбрасывали из своей жизни, хочу добиться успеха не только телом, но и душой.

Иногда я задумываюсь, не зря ли разорвала брак с Джимми, и понимаю, что не зря, в душе я уже чувствовала, что ничего не получается, что еще немного и Джим откажется от своей неугодной супруги. На сей раз я словно опередила и ушла сама.

Но какая же разница, когда ты не нужна ребенком (это очень страшно, но детей редко бросают на улице, их хотя бы подбирают приюты) и одинока уже взрослой, когда не хватает не просто чьей-то поддержки, ласки, доброго слова, а денег на жилье, на чулки, на еду. Я была достаточно взрослой, чтобы никто не считал себя обязанным протягивать мне доллар на гамбургер, вернее, это делали, но в качестве оплаты за определенные услуги. Я всегда просила лучше купить еду, но не платить, почему-то казалось, что стоит взять сами деньги и скачусь так низко, что больше не смогу подняться.

Была еще одна причина — я так верила в свое блестящее будущее, в то, что смогу стать звездой, так уверяла в этом остальных, что возвращаться и просить помощь стало невозможно. Да и у кого просить, если тетя Энн лежала в больнице, Грейс спилась, а мама помогать мне никогда не могла. С семьей Догерти я рассталась и осталась совсем одна.

Я пришла в Голливуд веселой, уверенной в будущем девушкой, готовой улыбаться всем, а через два года была совсем другой. Наверное, в этом виноват не Голливуд, а мои мечты и надежды. Необходимость зарабатывать на нищенское существование и еду даже своим телом, угождать приятелям Шенка, зависеть от Кэрроллов (хотя они очень помогли мне), потом унижаться перед Каргером, заглядывать в глаза всем, кто мог дать работу и возможность не голодать хотя бы еще один день, не могли не сказаться. Улыбка осталась, но теперь она не была радостной, а стала вымученной. Жизнь оказалась куда более жестокой, чем виделась миссис Норме Догерти. Но я продолжала барахтаться, пытаясь выбраться наверх и не скурвиться при этом окончательно. Лучше зарабатывать на гамбургеры в автомобиле, чем в кабинете Занука. Пусть меня зовут шлюхой по натуре, но никто не может сказать, что я брала деньги или приходила к Зануку по вызову в 16.00. Это предмет моей гордости, может, и глупо, но иначе я не могла.

И все-таки, если бы ни Хайд, я бы погибла.

Но сначала о Наташе.

 
  Яндекс.Метрика Главная | Ссылки | Карта сайта | Контакты
© 2024 «Мэрилин Монро».